Художник Георгий Богданович Якулов, живший и работавший в мастерской на Большой Садовой (квартира № 38)
Георгий Якулов родился в 1884 году в Тифлисе в армянской семье. В 1893 году он вместе с матерью переехал в Москву, где был принят, как он пишет в своём личном деле, в Лазаревский институт восточных языков, располагавшийся в Армянском переулке и основанный еще в 1827 году армянской дворянской семьей Лазаревых. В 1901 году Якулов поступил в Училище живописи, ваяния и зодчества, однако, уже в 1903 был оттуда исключен. Исключение было связано с тем, что Якулов не посещал в течение всего 1902–1903 академического года занятия по причине болезненного состояния. В 1903–1905 годах Георгий Богданович служил на Кавказе и в Маньчжурии.
Содержание
Первая крупная работа Георгия Якулова
«В 1906 году выступил на выставке “Московское Товарищество Художников” с произведением “Скачки”, обратившем на меня внимание критики», — писал в своем личном деле Якулов. Он вспоминал: «Попав в Москву на скачки, я заметил движение толпы, обуреваемой азартом, напомнившим мне маньчжурский тайфун. Соединив это впечатление с впечатлением от стеклянной ясности зеленого поля, карьера лошадей — я построил композицию скачек в вихревом (барочном) движении с китайской линеарной графичностью и акварельной прозрачностью влажного спектра Китая» (Автобиография Г. Якулова цит. по: Аладжалов С.И. Георгий Якулов. Ереван, 1971).
Кафе «Питтореск»
В 1910-е годы художник обратился к прикладному искусству. Он оформлял балы и творческие вечера, интерьеры кабаре и художественных выставок. Первой художественно-дизайнерской работой стало оформление кабаре «Уголок Кавказа» в 1909 году. «Духан» имел большой успех, и Якулова стали приглашать декорировать самые разные благотворительные вечера и базары. На вечере в охотничьем клубе Якулов оформил помещение на тему «Китай», в московском купеческом клубе совместно с П. Кончаловским — «Ночь в Испании», в галерее Лемерсье — декоративную выставку Н. Давыдовой и А.А. Экстер и ряд других аналогичных работ, завершив их в 1918 году оформлением кафе «Питтореск».
В 1918 году в помещении бывшего магазина «Сен-Галли» владелец известной сети булочных Н.Д. Филиппов открыл кафе «Питтореск» (с октября 1919 кафе стало называться «Красный петух»), потолок которого был расписан Якуловым. Живописец и мемуарист Валентина Ходасевич вспоминала: «Здорово и быстро он расписал стекла бешено яркими прозрачными красками (получилось — как витражи). Запомнились огромные разноцветные куда-то мчащиеся кони да, кажется, еще петухи. Почему? Зачем? Неважно! Это было очень красиво, волновало и не позволяло оставаться равнодушным. Были, конечно, и восторги и ругань. Многие говорили, что, очевидно, Филиппов сошел с ума» (Ходасевич В. Портрет словами. Очерки. М., 1987).
Переезд в мастерскую на Большой Садовой
Считается, что на афише 1918 года к открытию кафе «Питтореск» изображена будущая жена Георгия Якулова Наталья Юльевна Шиф (1888–1974). Переезд в мастерскую на Большой Садовой в 1920 году совпал с женитьбой Якулова. Друзья и знакомые Георгия Богдановича отмечали, что он страдал от безалаберности и бесхозяйственности своей жены. Обедать художник был вынужден либо в ресторанах, либо у матери Якулова — Сусанны Артемьевны, которая жила в квартире № 8 в том же доме. Первая жена Михаила Булгакова Т.Н. Лаппа так вспоминала Наталью Шиф:
«Она некрасивая была, но сложена великолепно. Рыжая и вся в веснушках. Когда она шла или там на машине подъезжала, за ней всегда толпа мужчин. Она ходила голая… одевала платье прямо на голое тело или пальто, и шляпа громадная. И всегда от нее струя очень хороших духов».
В мастерской Якулова была совершенно нерабочая обстановка. Наталья Шиф собирала многочисленные компании и устраивала вечеринки. Режиссер Александр Таиров однажды предложил художнику оставаться работать в театре во время подготовки к спектаклю «Жирофле-Жирофля»: «Якулов был очень увлечен замыслом спектакля, но когда узнал, что оформление надо делать в срочном порядке, так как Таиров хотел начинать репетиции уже на готовой сценической площадке, он запротестовал. Кончилось тем, что Таиров сделал ему довольно экстравагантное предложение: — Переселяйся полностью на две недели в театр. Условия роскошные: возле макетной есть комната, мы ее для тебя оборудуем вполне комфортабельно, о питании позаботится Алиса, а вино будем пить с тобой аккуратно, по стаканчику за обедом и ужином. После твоей сумасшедшей жизни на Садовой ты отдохнешь, отоспишься и легко сделаешь оформление в нужный срок. А чтобы ты не сбежал, не посетуй, буду тебя запирать на ключ….». (Коонен А. Страницы жизни. 2-е изд. М., 1985).
В 1927 году Наталья Юльевна была арестована и только благодаря заступничеству Якулова и его друзей не посажена, а выслана в Кисловодск. В 1929 году уже после смерти художника Наталья Шиф вернулась в дом на Большой Садовой, где поселилась в квартире № 21.
Основная деятельность Георгия Якулова как художника-декоратора развернулась на подмостках Московского Камерного театра. Он оформлял спектакли «Обмен» (1918) и «Принцесса Брамбилла» (1919), также участвовал как актер в спектаклях «Синьор Формика» (1921), «Жирофле-Жирофля» (1922) и «Розита» (1926). Но кроме этого, он сотрудничал с самыми разными театрами. Так, например, для театра Вс. Мейерхольда он оформил спектакль «Мистерия Буфф» (1919); для Московского государственного показательного театра — «Мера за меру» (1919), «Царь Эдип» (1921) и другие.
В 1920 году в мастерской на Садовой Якулов написал портрет актрисы Алисы Коонен. Впоследствии она рассказала, как создавалась эта картина Семену Аладжалову:
«Однажды Алиса Георгиевна и Александр Таиров зашли в мастерскую Якулова. На Коонен была модная шляпа с широкими полями и большая голубая шаль с каймой. Якулов сразу загорелся эффектным сочетанием тонов и, взяв альбом, сделал этюд портрета, который затем разработал в композицию; на первом плане в пол-оборота к зрителю сидит перед зеркалом Алиса Георгиевна, окутав плечи шелковой шалью, изящно повернув голову, прикрытую широкими полями шляпы, к зеркалу, в котором мы видим артистку в полный фас.
Когда Алиса Георгиевна удивленно заметила, почему Якулов изобразил ее шатенкой, Георгий Богданович, широко улыбаясь, ответил: “Вы же артистка и можете иметь волосы любого цвета. В данном случае мне виделось в общем колорите, что Вы должны быть золотисто-коричневой, я и сделал Вас шатенкой”» (Аладжалов C.И. Георгий Якулов. Ереван, 1971).
«Последнее пристанище старой художественной богемы Москвы»
Мастерская Якулова на Большой Садовой была известна всей литературной, театральной и художественной Москве 1920-х годов. В 1921 году здесь познакомились Айседора Дункан и Сергей Есенин, ее посещали Всеволод Мейерхольд, Александр Таиров, Алиса Коонен, Анатолий Мариенгоф, Владимир Щуко, Анатолий Луначарский и многие другие.
Алиса Коонен вспоминала об одном из празднований нового года в мастерской Якулова:
«Всевозможные выдумки и дурачества в то время вообще были у нас в большом ходу. Под Новый год зачастую после встречи в театре мы, нарядившись самым нелепым образом, компанией ходили по Большой Бронной, останавливая прохожих и спрашивая имена. Мы с Таировым обязательно заезжали на Садовую к Якулову, у которого всегда в эту ночь была дикая толчея, наряду с интереснейшими людьми мелькали фигуры каких-то странных типов, которых не знал и сам хозяин» (Коонен А. Страницы жизни. 2-е изд. М., 1985).
Литератор Владимир Швейцер вспоминал мастерскую Якулова, как настоящий дом художника, где можно было встретить «всю Москву»:
«Мы часто вспоминали с Есениным московскую мастерскую Якулова близ Садово-Триумфальной, ныне площади Маяковского. Большая комната с пристроенной внутри деревянной лестницей, ведущей на антресоли. Театральные афиши, картины, глиняные восточные божки… Мастерская на Садовой была как бы последним пристанищем старой художественной богемы Москвы. Здесь в ту пору можно было увидеть “всю Москву” — от наркома просвещения до начинающего художника, от прославленного режиссера до футуристического поэта» (Швейцер В. Песня // Воспоминания о Есенине. М., 1965).
Из воспоминаний Натальи Петровны Кончаловской, дочери художника Петра Кончаловского, проживавшего с семьей и работавшего в мастерской этажом выше: «Дверь их мастерской была открыта днем и ночью, и там постоянно собирались художники, поэты, актеры и какие-то друзья из Армении. Во всех студиях были антресоли. На наших отец складывал уже законченные работы, а у Якуловых там была устроена спальня. Когда, бывало, мне приходилось забежать к ним поутру за какой-нибудь хозяйственной надобностью, то с антресолей высовывались две заспанные физиономии: иссиня-черного, еще не бритого Григория Богдановича и ярко-рыжей, голубоглазой, белокоже-веснушчатой Натальи Юльевны. Над антресолями вился сизый дымок, а хозяева с папиросками в зубах выглядывали сверху: кто пришел?» (Кончаловская Н. Волшебство и трудолюбие. М., 2004).
Сергей Есенин в мастерской Якулова
В 1921 году в мастерской Якулова познакомились Сергей Есенин и Айседора Дункан. Об этой встрече впоследствии вспоминал Анатолий Мариенгоф: «Якулов устроил пирушку у себя в студии. В первом часу ночи приехала Дункан. Красный, мягкими складками льющийся хитон; красные, с отблеском меди, волосы; большое тело, ступающее легко и мягко. Она обвела комнату глазами, похожими на блюдца из синего фаянса, и остановила их на Есенине. Маленький, нежный рот ему улыбнулся. Изадора легла на диван, а Есенин у ее ног. Она окунула руку в его кудри и сказала:
— Solotaya gо1оvа!
Было неожиданно, что она, знающая не больше десятка русских слов, знала
именно эти два.
Потом поцеловала его в губы.
И вторично ее рот, маленький и красный, как ранка от пули, приятно
изломал русские буквы:
— Anguel!
Поцеловала еще раз и сказала:
— Tshort!
В четвертом часу утра Изадора Дункан и Есенин уехали.
Почем-Соль подсел ко мне и стал с последним отчаянием набрасывать план
спасения Вятки.
— Увезу его…
— Не поедет…
— В Персию…
— Разве что в Персию…
От Якулова ушли на заре. По пустынной улице шагали с грустными
сердцами» (Анатолий Мариенгоф «Роман без вранья»).
Юрий Лебединский записал забавный случай из жизни Есенина. Поэт вместе с сестрами и Лебединским отправились в театр Мейерхольда на спектакль «Мандат»:
«В антракте Катя Есенина подошла к нам и сказала озабоченно:
— Сергей пропал куда-то!
Я уже сейчас не помню, почему нужно было искать Сергея, — как будто он раньше никогда не пропадал. Но Шура и Катя Есенины пошли искать его, я сопровождал их.
— Он наверняка у своего дружка, у художника Якулова, — сказала Катя.
Якулов жил где-то поблизости, чуть ли не на Триумфальной площади, рядом с театром. Высокого роста, черноусый и худощавый, в какой-то пестрой куртке, как будто только что сошедший с картины какого-то “левого” художника, он встретил нас, таинственно посмеиваясь.
— Если найдете, будет ваш…
Но искать негде. Большая комната, если мне не изменяет память, мастерская Якулова, пуста. Посредине лежит ковер, свернутый в огромную трубку, — так свертывают ковры, когда уезжают на дачу.
И вдруг ковер стал медленно развертываться. Все быстрей, быстрей, совсем развернулся, и вот Сергей, весь взъерошенный, вскочил и здесь же, на ковре, исполнил какую-то буффонную пляску; сестры висли на нем, визжа от удовольствия…» (Либединский Ю. Мои встречи с Есениным // Воспоминания о Сергее Есенине. М., 1965).
Французский министр де Монзи в мастерской Якулова.
В 1923 году мастерскую Якулова посетил французский сенатор, дипломат и министр просвещения Анатоль де Монзи. Как пишет Семен Аладжалов в книге, посвященной Якулову, посещение министра совпало с предварительным просмотром проекта Якулова на памятник двадцати шести бакинским комиссарам. Просмотр проходил в присутствии А.В. Луначарского. В 1924 году де Монзи опубликовал в Париже книгу «Из Кремля в Люксембург», в которой вспоминал художественную студию на Большой Садовой:
«Меня разбирало любопытство посмотреть, как живет художник во время Революции… Якулов… попал в число любимцев нового режима, живет на Большой Садовой улице в доме 10, в квартире 38, в настоящем караван-сарае монпарнасского типа. Студия служит и квартирой, кровать втащена на антресоли, а стол и диванчик под ними изображают гостиную… Он брюнет и по виду азиатский метис…» (цит. по: Аладжалов С.И. Георгий Якулов. Ереван, 1971 год).
Смерть Якулова
В конце 1920-х годов Якулов начал пить, болеть и сильно бедствовать. Несмотря на все проблемы, художник не прекращал работать. Тогда к нему часто заходили Николай Денисовский, рисовавший в студии Якулова, так как не имел на тот момент своей, и Семен Аладжалов. Последний сравнил вид мастерской Якулова того тяжелого периода с последним актом «Вишневого сада»: «Каждый раз, когда я приходил к нему в мастерскую, замечал исчезновение какого-нибудь предмета обстановки. Постепенно все, что можно было продать, продавалось и вскоре помещение стало напоминать последний акт “Вишневого сада”. Исчезло со стены большое зеркало, потом, стильная мебель. Не было и ковра, в который когда-то закатавшись прятался Есенин. Из ценных вещей оставался еще секретер карельской березы, да и тот ждал своей очереди. Сиротливо стояли одинокие мольберты, на одном был укреплен подрамник горизонтальной формы с негрунтованным холстом. На нем, обыкновенными фиолетовыми чернилами, размашисто был сделан набросок какой-то композиции».(Аладжалов С.И. Георгий Якулов. Ереван, 1971 год).
Летом 1928 году Якулов по совету врачей отправился в Армению, а 28 декабря умер в Ереване от туберкулеза.
Якулов был похоронен 7 января на Новодевичьем кладбище. 14 января в Камерном театре состоялся вечер его памяти — в программу были включены воспоминания о Якулове и концертные выступления. Согласно выписке из протокола от 6 января 1929 года, для «участия с воспоминаниями» пригласили наркома просвещения РСФСР Анатолия Луначарского, художественного руководителя Камерного театра Александра Таирова, режиссера Василия Сахновского, главного художника Большого театра Федора Федоровского, актеров Михаила Ленина и Василия Качалова, художника Александра Осмеркина и других. В концертном отделении принимали участие актрисы Алиса Коонен и Ксения Держинская, оперная певица Надежда Обухова, восточный оркестр и хор из студии Станиславского и Немировича-Данченко.