Квартира №8. Воспоминания Михаила Костаки «Зима моего детства»
Семья Костаки прожила в комнате квартиры № 8 с 1947 по 1959 год. Потом Николай получил отдельную двухкомнатную квартиру на Фрунзенском Валу.
Михаил Николаевич Костаки, младший сын Николая Дионисовича Костаки, написал трогательные воспоминания о детстве в доме на Садовой, в частности о праздновании в квартире № 8 Нового года:
Под Новый год в доме появлялась елка, которую на огромном армейском вездеходе «Bedford» привозил посольский дворник Умэр — татарин двухметрового роста, невероятной силы и устрашающего вида, но при этом очень добрый. Задевая головой за косяк, он вносил елку в комнату, устанавливал ее на деревянный крест-подставку и почтительно испрашивал у мамы разрешения «попить водички»… К приходу гостей оживала радиола, стоявшая в эркере у окна — напольная, в деревянном полированном корпусе, английская радиола с матово-белыми ручками и крошечной желтой лампочкой посредине. В ее автоматический проигрыватель загружались тяжелые бьющиеся пластинки, полдюжины за один раз. Нанизанные на высокий блестящий штырь, они зависали в верхней его части, а затем падали, по мере проигрывания, одна на другую, крутясь с сумасшедшей скоростью 78 оборотов в минуту. Дом наполнялся музыкой — фокстроты сороковых годов, Pola Negri с ее хрипловатым меццо-мопрано, полузапрещенный Петр Лещенко, Frank Sinatra и Nat King Cole с рождественскими песнями…
Из интервью с Михаилом Костаки. О соседях по коммуналке:
Слева от входа жили Емельяновы — бабушка Мария Федоровна с внучкой и внуком. Справа жила Марья Степановна с дочкой Раей. Фамилию не помню. Следующая дверь по коридору вела в комнату тети Дуси. У нее была дочь Нина. Слева по коридору, следующая дверь — семья Каплунов. Они владели двумя комнатами — единственная такая семья. Дед и бабушка, Дина, их сын Всеволод, жена его тетя Зина. Она была необыкновенно красивой. Мой папа, Георгий Костаки и все друзья, которые к нам приходили, были немного в нее влюблены и звали ее богиней. Дед Каплунов был, по-моему, юристом. Он мне запомнился мрачным, я его побаивался. А бабушка Дина запомнилась мне совершенно необыкновенными сиреневыми глазами. У нее была манера, которая маму всегда бесила, — она на кухне постоянно напевала себе под нос. Последняя комната по правую руку — наша.
Из интервью с Михаилом Костаки. О няне Наталье Андриановне Груздковой, проживавшей с 1921 года в квартире № 35:
В саду Аквариум я гулял с няней. Она жила в 35-й квартире — в крошечной 7-метровой каморке. Няня жила с семью кошками и двумя голубями. Доброты она была совершенно невероятной. С моих лет трех она начала меня нянчить. Она меня любила, а я платил ей взаимностью. Высокая, худая, прямая в черной бархатной шапочке. Очень была религиозная. Но интимной веры. Со мной она могла об этом поговорить. Я ее просил: «Няня, покажи крестик». Она доставала медный крестик на тесемочке. Она гуляла со мной два раза в день. Она умерла летом 1966 года от воспаления легких.
Из интервью с Михаилом Костаки о дворнике Валентине и об английском автомобиле отца:
Мы общались с дворником. Звали его, по-моему, Валентином, но он был татарином. Я помню о нем, потому что зимой в морозы он помогал папе заводить машину. Машина стояла во дворе. У него были английские машины. Когда я был маленьким, он ездил на «Остин», а позже — на «Хамбер Хок». У меня в памяти сохранилось, как папа выходит с кипятком, заливает кипяток в радиатор, садится за руль, включает зажигание, а дворник Валентин бешено крутит рукоятку. Аккумуляторы тогда были слабыми, масло не такое, как сейчас.
Из интервью с Михаилом Костаки. Детские воспоминания об отце — сотруднике посольства Великобритании:
Жизнь была необычной. Папа — иностранец и сотрудник английского посольства, живший в коммунальной квартире и к которому в гости время от времени приходили английские дипломаты. Конечно, все это было удивительно. Родители принимали их в комнате. По-моему только у нас был телефон. Он был в комнате. Время от времени раздавался телефонный звонок и кто-то по-русски говорил: «Пожалуйста, господина Костаки». И в моем сознании 5—6-летнего ребенка «Господина Костаки» выстраивалось в одно слово, которое как-то было связано с папой. Я кричал: «Пап, тебя к телефону». Однажды я папе звонил в посольство. Я знал, что нужно было попросить господина Костаки. Трубку сняла какая-то женщина, я ей говорю: «Пожалуйста, господина Костаки». Она мне очень строго отвечает: «Мальчик, у нас в стране господ уже давно нет». Я рассказал это маме, и она зашлась от хохота.